Офицер НКВД Наум Гордин

    В 1944 г. в череде мест нашей эвакуации были несколько деревень Курской области, в т.ч. большое село Лукашовка. Поехали мы туда не на пустое место - там жила семья моего дяди Наума Гордина, его жена тетя Маня, ее старушка-мать, и трое детей - Сима, Лиза и Марк.
    Старушка ни слова не говорила по-русски, и нас всех собирательно называла мишугене, т.е. сумасшедшие.
    Дядя Наум был офицер НКВД, до войны и во время войны личный состав НКВД состоял в большой степени из евреев. У него в подчинении был взвод здоровых вооруженных мужиков, и сам он ходил с пистолетом ТТ. Я, конечно, лип к нему, помню вечер в день какого-то праздника, скорее всего 1 мая, я пристал к нему, чтобы он выстрелил из пистолета, что он и сделал в темное небо.
    Вроде многовато взвод НКВД на село, но ведь еще шла война, село только недавно было освобождено от немцев. Помню, как-то слонялся я по сельской улице, и вдруг бежит навстречу орущая толпа, а перед ней весь в крови шатающийся председатель колхоза, изо рта бежит кровь. По разговорам людей слышно, что ранил председателя из автомата живший в те дни в доме председателя мальчик-подросток. Следствие в ускоренном порядке вел дядя Наум, выяснилось, что мальчик по чьему-то заданию залег на полатях с автоматом и в удобный момент выпустил очередь. Но, по-видимому, волновался и сам дрожал от страха, поэтому в председателя попала только одна пуля, пробила щеку и выбила два или три зуба. По окончании следствия террориста приговорили, естественно, в расход, и расстрелял его дядя Наум, из того самого пистолета.
    Через пару месяцев, летом, мы встретили председателя на конной таратайке, он был бодрый, загорелый и веселый, со шрамом на щеке.
    В 1946 г., сразу после войны, дядя Наум заболел злокачественной ангиной и умер, антибиотиков не было. Марику к тому времени было уже лет 16, и тетя Маня уговорила моего папу, чтобы он поселил Марика в Ленинграде у нас в коммунальной квартире в комнате 20 кв. м. Парня приняли без экзаменов в какой-то техникум. И вот появился красивый, даже чересчур красивый, черноволосый и черноглазый бодрый парень, излагавший массу планов и обязательств, и стал якобы учиться. Ему дали место в общежитии, и он, когда было удобно ему, жил у нас, или исчезал по потребностям якобы учебы. Тянулось это довольно долго, пока папа не получил письмо из техникума, что студент Марк Гордин не посещает занятия, не выполняет практические работы, и т.д., и если он срочно не восполнит долги, его отчислят из техникума (предупредили, что на второй год не оставляют). Что было дальше, я не помню, но Марик уехал домой. Какую легенду он сообщил своей маме, тете Мане, я не знаю, но она прокляла своего брата (моего папу) каким-то особым еврейским проклятием. История на этом не кончилась, Марик устроился на работу в какую-то шарашку, связанную с обслуживанием линий связи, женился, образовалась дочка, а потом он погиб, сорвавшись со столба, так, во всяком случае, рассказали папе.
    днажды, в семидесятых годах, вдова Марика с дочкой и новым мужем приезжали к нам в гости в Ленинград. Она была безапелляционная женщина, державшая своего нового мужа на вожжах, он ей ни в чем не перечил, подчинялся во всем и сразу. Он был рукодельный человек, за ту неделю, что они у нас пробыли, он успел отрегулировать маме швейную машинку с ножным приводом, сделал несколько шпилек для волос, и что-то еще, уже не помню.